Не в единении – наедине с самим собой…

вояж по двухтомнику «Избранные»

Слишком долго довелось мне заниматься кризисами. Это формирует какой-то особенный взгляд на обстоятельства и людей, в них оказавшихся, заставляет всматриваться в мелочи, зачастую тонуть в их омуте и потому не спешить с принятием решений. Дьявол, как говорится, в мелочах! Не всегда поймёшь, какая из них взорвётся. В кризисе главные проблемы ясны сразу, но только не их «носителям». Личность и общество, друг и враг, мужчина и женщина, владельцы бизнеса и управленцы или их подчиненные… Всё это «носители проблем», в силу тех или иных причин оказавшиеся в неопределённости кризисной ситуации. Все они – следствие сложных отношений. И причины их не в «слабой любви» к женщине или ненависти к врагу, в отсутствии профессионализма в деле, недостатке или избытке денег, не в ошибках в производственных технологиях… Тут у них чаще всего всё хорошо! И чем лучше обстоят дела, чем сильнее любовь или ненависть, тем сложнее таким людям найти выход из вдруг, откуда ни возьмись, образовавшегося кризиса. А чем острее кризис, тем опаснее выход из него. Война, политика, любовь, поиск самого себя, особенно на перепутье эпох… Социопроблемы, отношения между людьми, так или иначе связанными между собой, – не их профессия! Тут, вроде как, и так всем всё ясно… Только одно «но»! Уж больно часто все они волею судеб оказываются «в одиночестве». Не «одинокими», а именно «в одиночестве»!

Почти все герои моих книжек там оказались из-за сложившихся обстоятельств. Правда, видят это одиночество не все, а если и чувствуют что-то, духовных сил хватает не у каждого. Потому и выходят из него все по-разному… Кто мучительно, но счастливо, как офицер, партизан-одиночка Астахов из «Дальтоника» или четырнадцатилетний «власовец» Василий со своей сестрой Зиной из повести «Одна на всех…». Четверо друзей-одноклассников из «Реальной четвёрки» хранили общую тайну, которая потом разъединила их и, по сути, обрекла на «одиночество». В результате, почти все нашли свой выход из кризиса. В девяностые прошлого века, на перепутье, многие не сумели найти себя! Так случилось с Дворским, учёным, горе-бизнесменом из романа «Тандем»… У этого в итоге даже случилось раздвоение личности. И вроде как в обществе пребывал и всё ему нравилось… Процессник! А аппаратчик Кондратьев из рассказа «Реликтовое излучение»? Он ведь так и не прорвал кокон виртуального общения. Не хватило духовных сил. Не скопил. Так же, как писатель и Антон из рассказов «Глава первая» и «Последние капли дождя»… Каждый день совершая героизм на маленькой «сессне», летая между заснеженных вершин Альп, Антон не смог справиться со своим Я в обычной жизни, испугался, исчез

И Бодлер, и Вийон из повести «Танец Психеи» – тоже. Хотя и искали себя всю жизнь, но так и не смогли выбраться из клубка преследующих их противоречий.

Да, в кризисе, в сложных обстоятельствах, трудно. Даже больно! И «душевное бедствие» терзает… Ещё хуже, если его не чувствуешь! Ломка отношений с окружением и, тем более, с самим собой – не подарок судьбы! На нём нет бантика с надписью «кризис». Хотя… Очищает, смывает всё наносное и пагубное, раскрывает личность – именно он! Вернее, его разрешение. С любым концом! Конечно, это не происходит само собой. Бывает, кризис гнобит, гнетёт и, в конце концов, губит. Когда остаёшься не в единении, а один на один с самим собой, наедине со своей совестью, со своими духовными силами, – именно кризис позволяет, даже заставляет прорвать полог обыденности и возобладать над обстоятельствами, над течением времени, остановить его или даже повернуть вспять. Как этого достичь, не поняв самого себя, не найдя, не скопив в себе той самой «духовной силы»? Да, никак!

Нужно сказать, что тема «уединение или одиночество» – это интересно. Многие, в зависимости от привычного применения, путают эти два понятия или размывают их отличия. Меня это всегда активирует и подвигает к размышлениям. Противоречия или неопределённость, вообще, заставляют думать, а потом, что гораздо реже, действовать или хотя бы писать о них.

К примеру, почему Василий из повести «Одна на всех…» каждый год приходит к родным на празднование 9 Мая? Там все герои войны: кто в танке горел, кто без ноги вернулся… А он для них «малолетний власовец». Пьют, пьют, а потом бьют его… И так каждый год. Почему плачут, когда бьют, – понятно, а вот зачем Василий приходит вновь и вновь?..

Почему в кризисе нужно «не уменьшать количество возможностей», а при норме «создавать новые»? («Немедленно ждать!»). Как отличить: «уверенного» от «убежденного» («Дальтоник»)? Вопросы, вопросы, вопросы… И на все читатель должен найти свой ответ.

Ещё сложнее разобраться: «любовь» это или «влечение» («Срывая вереск…», «Последние капли дождя»), «предательство» или «патриотизм» («Маленькая улочка в большом городе»). А «форма и содержание» в искусстве! Кто кого гасит? Если содержание, – то, пожалуй, это и не искусство вовсе, а нечто иное!

Повторю: многое зависит от привычного отношения к вопросу. Слишком часто хочется всего, причём, ещё и ещё… Метафор и аллегорий формы, захватывающего детективного и одновременно познавательного содержания, всё новых и всё более ярких возможностей. Могу и так поступить, и этак. Разве это плохо? Да, где-то хорошо. А где-то – гибельно! Как отличить одно от другого?

Мы привыкли к книгам и фильмам про «Анну Каренину» или «Наташу Ростову». Почти все сериалы про то же самое. Только и слышим: люблю, любимая, любовь… Так и хочется воскликнуть фразу из известного фильма: «Кака любов?» В обычном «влечении» видим совсем другое, но столь привычное понятие и торопимся «таку любов» зацементировать в брак. А уж, если это не просто влечение, а целая «страсть»!? А ведь всё очень просто. Про истинную любовь ни читать, ни смотреть не выдержит никто! Только страсть подавай! Только она интересна, она сдвигает горы, меняет течения рек, зовёт на подвиг, порождает ревность и т.д. и т.п. Но она на год-два! Как же быть? И здесь хотя бы на время нужно окунуться в спасительное «одиночество», очищающее и эмоции, и мысли.

Предательство или патриотизм! («Маленькая улочка в большом городе»)? Согласитесь, это же разные вещи – страна и государство, а тем более его глава! Министр иностранных дел Франции Талейран присягал Франции – не Наполеону. И когда гениальный дипломат понял пагубность политики императора для своей Родины, да и для себя родимого, то, во-первых, как приличный человек, покинул пост министра иностранных дел в его правительстве и только потом предал. Да, предал Наполеона! По сути, вся  жизнь Талейрана – эгоцентризм в действии, одиночество, закрытость и постоянные сомнения при видимости блеска, богатства, власти и уверенности в себе. А в итоге – спас Францию! Иначе в 1814-ом союзники, при всём уважении к ним, раздербанили бы эту прекрасную страну на мелкие кусочки, пусть и в границах конца восемнадцатого века. Примерно так, как в похожей ситуации сделали с другой европейской державой в середине прошлого столетия. Там тоже были свои «талейраны», но у них не получилось!

Тем не менее, Наполеон, погубивший три поколения французов, – национальная гордость, а Талейран, – чаще всего имя нарицательное. Был министром при пяти, сменявших друг друга режимах, и, изменяя им, он никогда не изменял ни себе, ни Франции, награждён высшими орденами почти всех известных стран… «Его должны были бы украшать венками, а в него кидают грязью», – писал о Талейране Оноре де Бальзак – классик французской литературы и большой знаток души человеческой. Лишь одна маленькая улочка носит его имя. Словно памятник одиночеству выдающейся личности, уединилась она в Vll округе Парижа. И та узенькая, с односторонним движением, ни одного деревца, ни одного цветка… Почему так?

Размышляя об основных понятиях метафизики: о человеке, его проблемах и трудностях существования в окружающем мире, философ-экзистенциалист Хайдеггер так определил связь между «уединением» и «одиночеством»: «Такое «уединение», есть, наоборот, то «одиночество», в котором каждый человек только и достигает близости к существу всех вещей…» Вот реакция учёного на неустойчивость и трагизм жизни, незащищенность человека от социальных бурь и потрясений, на возрастание отчуждения между людьми! Только вынужденное одиночество, если оно осознано, если есть и собраны воедино духовные силы, способно подвигнуть человека на изменения в себе или в окружении и даже на подвиг.

Часто вспоминаю где-то прочитанную заметку о подвиге лётчика, спасшего детей. Он посадил горящий самолет. Дети остались живы, а пилот погиб… Но началось всё с другого подвига! О нём мало кто знает. Эти дети в самолёте из детского дома. Когда пришли оккупанты, они приказали брать кровь у детей для своих солдат. Директор детского дома рассудительно заявил: «Да они же немытые и не кормленные! Как можно вашим солдатам давать их кровь? Нужно покормить, проверить болезни…» Оккупанты согласились. Директор выиграл время, отвёл детей в лес к партизанам и уже оттуда на самолётах их вывезли к своим…

Наверное, как было бы сильно встать скалой во весь рост на пути Зла и гордо крикнуть «Не дам трогать детишек!» А теперь что? Вдруг кто-то услышит, увидит, подумает, что он заодно с этими гадами. Мощная, прекрасная загадка души – хрупкая, тончайшая грань, которая разделяет фанатический эгоизм блюсти чистоту своего Я и почти цинизм, почти измену глубоко продуманного шага! И там и там героизм. Мгновенный и, так сказать, пролонгированный во времени. Только вот дети спасены лишь в одном случае. А вдруг собрали бы на площади жителей городка, построили перед ними детишек и впереди директор детского дома… Что тогда?

Счастье подвига не только, когда встанешь во весь рост, крикнешь: «За мной! В атаку!»… и не нужно оглядываться назад.

А уединение – это другое! Это намеренное, осознанное состояние человека. Там живёт осмысление, но не поступок. От одного до другого чаще всего вечность, вся наполненная спокойствием, негой и беспечным щебетанием птиц. Это я в уединении! Сам себе придумал его и вот уже пятый месяц сижу один, балдею от природы и от столь любимой мною неопределённости… Мне и силу душевную копить вроде ни к чему. Вот только что и делаю – размышляю, чего бы ещё сотворить эдакое пронзительное о проблемном, противоречивом и неопределённом…